Эпистолярное наследие К.Ф.Богаевского

Переписка с Сергеем Николаевичем Дурылиным

Большой интерес для изучения творчества Константина Фёдоровича Богаевского (1872-1943) представляет его эпистолярное наследие. В архиве Феодосийской картинной галереи имени И.К.Айвазовского находится обширная переписка К.Ф.Богаевского с довольно широким кругом лиц.

Особенно значительны материалы, касающиеся творческих связей Богаевского с художниками М.П.Латри, А.В.Григорьевым, С.И.Лобановым, Н.И.Пискарёвым, Ю.Л.Оболенской, В.К.Кандауровым, А.П.Остроумовой-Лебедевой, с искусствоведом, философом С.Н.Дурылиным. В этой переписке отразились взгляды Константина Фёдоровича на искусство, свое место в нем, на роль художника в обществе.
Сергей Николаевич Дурылин (1886-1954) – писатель, искусствовед, историк литературы и театра, доктор филологических наук, профессор, религиозный философ, общавшийся с Л.Н.Толстым, С.Булгаковым, П.Флоренским, В.Розановым и другими выдающимися людьми своего времени. Священник, служивший с 1920 по 1922 годы в храме Святителя Николая на Маросейке под началом московского старца Алексея Мечева, причисленного ныне к лику святых. С 1922 по 1936 годы Сергей Николаевич побывал в трех ссылках – в Челябинске, Томске, Киржаче, а с 1936 года и жил, и работал недалеко от Москвы в Болшевском доме, ставшем теперь его музеем (г.Королёв, Московской области).
Знакомство К.Ф. Богаевского с С.Н. Дурылиным произошло летом 1926 года в доме М.А.Волошина в Коктебеле, куда Сергей Николаевич приехал отдыхать. С этого времени началась переписка между Дурылиным и Богаевским, продолжавшаяся шестнадцать лет: с 1926 по 1941 год, когда стала невозможна из-за оккупации Крыма, где остался К.Ф. Богаевский, фашисткой Германией.

Судьба писем К.Ф.Богаевского и С.Н. Дурылина печальна. При возвращении в Москву в 1933 году в Киржаче сгорел в железнодорожном пакгаузе архив С.Н.Дурылина, содержащий не только рукописи и собранные материалы для исследований, но и письма, книги с автографами авторов, рисунки (среди них акварели и рисунки К.Ф.Богаевского, посланные в Томск и Киржач), фотографии и многое другое. К сожалению, в фондах ФКГА хранится лишь небольшая часть этой обширной переписки. Это 11 писем Константину Фёдоровичу и Жозефине Густавовне Богаевским от С.Н.Дурылина и его духовной дочери И.А.Комиссаровой-Дурылиной, с которой для облегчения совместной жизни и вынужденных перемещений, общения с властями и окружающими, они закрепили отношения юридически, зарегистрировав брак. Большая часть переписки хранится в архиве С.Н.Дурылина, фонды РГАЛИ г.Москва (33 письма К.Ф.Богаевского С.Н.Дурылину (1926-1941 гг.). Некоторые из этих писем изданы в монографии Розы Дмитриевны Бащенко «К.Ф.Богаевский», где опубликовано 16 писем Богаевского к Дурылину из этого архива. Несколько писем приводит в книге «В своем углу» сам Сергей Николаевич Дурылин.
Письма позволяют представить обоих корреспондентов в трагических условиях исторического времени. Обе личности ясно выражены перед лицом обстоятельств, в которые поставила их судьба: оба были не в чести у властей, оба почти лишены средств к существованию, и только помощь друзей позволяла им выжить. Богаевский понимал, что переписка ссыльного Дурылина перлюстрируется ОГПУ, поэтому самоцензура диктовала нейтральные темы для обсуждения. Тем не менее между строк можно рассмотреть исторический фон, на котором протекала жизнь этих двух замечательных, выдающихся людей, и культурный контекст, в котором шел очень личный разговор.
Письма ценнее воспоминаний тем, что в них отразились события, мысли, переживания непосредственно в момент происходящего – так, как эхто было, не затуманенные прошедшими годами и не откорректированные опытом последующих лет.

Многие творческие проблемы, волновавшие К.Ф.Богаевского в советский период, нашли отражение в этих письмах. Художник делился своими переживаниями, чаяниями, мечтами с С.Н.Дурылиным, который собирался написать монографию об искусстве К.Ф.Богаевского, творчеством которого восхищался и хорошо понимал его истоки. С.Н.Дурылин в черновых набросках к будущей книге сделал много ценных замечаний по поводу именно индивидуальных живописных качеств произведений Богаевского и сугубо «личностного» восприятия и передачи им крымской природы.
«В Богаевском есть тот долгий и мудрый настой тишины, который делает глубоким искусство и душу художника. <…> Богаевским провидено некое лицо земли, верный образ “её самой” – прекрасное, царственное лицо, по которому века измен, страданий, любви и муки, – провели уже неистребимые борозды морщин <…> и судорога землетрясения <…> бессильна над пейзажем Богаевского. <…> Все было – все будет: и “трус”, и “глад”, и “огнь”, и “меч” – и нашествие “иноплеменных”, – а земля пребывает вовеки.
Вот это таинственное, ничем и никак не определяемое “Пребывающее земли”, не колеблемое в своей красоте никакими землетрясениями, – и дает Богаевский на своих картинах, рисунках, эскизах».
Сам Константин Фёдорович считал, что С.Н.Дурылин как никто другой понимает его искусство. После празднования юбилея художника в ГАХНе, на котором было прочитано несколько докладов о его творчестве, в письме С.Н.Дурылину от 19.06.1928 он признавался: «Все то, что Вы говорите о моем искусстве, так не походит на то, что вообще говорится обо мне и в частности на то, что докладывалось в речах и докладах на моем юбилейном вечере Академии Художественных наук. Я имею доклады Габричевского, Недовича, и кое-что знаю из доклада Тарабукина – так все это не походит на ваш глубокий, духовный подход к моему искусству; кое-что в моих работах как будто укрыто для них, или оно воспринимается ими по-иному, или это не такая бросающаяся черта в моей живописи, которая так захватывает Вас, дорогой Сергей Николаевич! Не знаю право, – я как будто далек и от того, о чем они говорят, но далек так же от той мудрости, какую Вы почувствовали в моих работах. Мне всегда кажутся мои картины такими ординарными, мало совершенными, что мне делается просто неловко, не по себе, когда приходится слышать о них такие восторженные отзывы».

10 июня 1927 года С.Н.Дурылина второй раз арестовали. После четырех месяцев заключения в Бутырской тюрьме его отправили этапом в ссылку в Томский округ, под гласный надзор ОГПУ. Благодаря хлопотам друзей, удалось поселиться в Томске, где были университет, фундаментальная библиотека и была надежда найти работу. В Томске пришлось жить в тяжелых условиях: жилье было сырое и холодное, Дурылин часто болел. Работу найти не удалось из-за вмешательства ОГПУ. Выжить удалось благодаря друзьям, которые присылали в Томск и деньги, и лекарства, и книги, и морально поддерживали. А лечение, питание и уход обеспечивала Ирина Алексеевна, которая поехала в ссылку за своим духовным отцом, помня наказ отца Алексия Мечёва перед первой – челябинской ссылкой С.Н.Дурылина: «Поезжай с ним, он нужен народу».
К.Ф.Богаевский беспокоился о С.Н.Дурылине, что видно из его первых писем в Томск. В те тяжелые годы конца 1920-х оба они очень нуждались. Богаевские, сами тяжело добывавшие продукты («не всегда удается достать хлеб, несмотря на очередь с рассвета»), не раз посылали ссыльным в Томск, Кержач посылки, за что И.А.Комиссарова-Дурылина благодарила в своих письмах. Трогательно, что в такой ситуации они старались поддержать друг друга и морально, хотя бы изредка посылая посылочки не только с продуктами, какие удалось достать, но и с книгами. Константин Фёдорович не раз посылал в Томск свои акварели и рисунки, в посылки вкладывал фиалки, ветки цветущей маслины и полыни, запахи которых любил Сергей Николаевич.
К.Ф.Богаевский и С.Н.Дурылин не раз встречались и в Коктебеле, где познакомились, и в Москве, о чём мы узнаём из письма И.А.Комиссаровой-Дурылиной Жозефине Густавовне Богаевской от 8.10.1933, и в Феодосии, куда Богаевский регулярно приглашает друзей приехать отдохнуть и погреться на солнышке. Не имея средств и возможности приехать, часто отказываясь от приглашения, Дурылины все-таки побывали в Крыму летом 1937 года.
Сергей Николаевич звал Богаевского к себе в Киржач (Владимирская область), где отбывал свою последнюю ссылку. А когда Дурылиным удалось приобрести участок и построить домик в Болшеве (Московская область), то они стали настойчиво приглашать Константина Фёдоровича приехать к ним погостить. Этот дом стал центром притяжения известных писателей, артистов, художников, но К.Ф.Богаевскому так и не удалось там побывать.

Переписка Богаевского и Дурылина имела огромное значение для обоих. В книге «В своём углу», написанной в очень тяжелые годы, Сергей Николаевич назвал переписку с К.Ф.Богаевским «радостной». Эту книгу Дурылин писал на протяжении многих лет, изо дня в день. Начал в августе1924 года – в Челябинске, в ссылке, а продолжил в октябре 1932 года, в ссылке же, в Киржаче, через семь лет завершил в 1939 году в Болшеве. Она писалась без всякой надежды на издание, поэтому эта книга лишена самоцензуры. Отсюда ее исповедальность. Во многом это разговор с самим собой. Хотя главы расположены по годам в хронологической последовательности, они полны разрозненных воспоминаний и цитат из писем разных лет друзьям, знакомым, а иногда и их ответами. В этой книге цитируются и письма К.Ф.Богаевского, в частности письмо от 19 июня 1928 года. В VIII тетради (1927 г. 2-22 декабря) много места уделено творчеству К.Ф.Богаевского, которое восхищает и поражает С.Н.Дурылина.
В героико-романтических картинах художника Дурылин видел изможденный лик древней земли, он их относил к пейзажам высокого искусства, сравнимого с иконами, из современников ставя рядом только с пейзажами М.В.Нестерова, творчеству которого посвятил несколько книг и с которым дружил долгие годы.
«Его пейзажи, – писал С.Н.Дурылин о картинах К.Ф.Богаевского, – выкованные в непрестанном, геологически верном наблюдении, форме, выкованные оружием Пуссена и Мантеньи – всегда глубоко-светящи, – но волнение это и свет этот не от поставленной себе художником задачи: “волновать” и “светить”, а от суровой природы всякого света – от чего-то космического, первозданного, крепкого как камень. Ни у кого (из русских) нет таких звезд и такого солнца, как у Богаевского, – и я знаю, почему это так: у него звезды и солнце – не световая, цветовая, формовая, композиционная и т.п. задача, так или иначе разрешенная, а подлинное знание, увиденье, даруемое подвигу беспримерного творческого напряжения, бесконечных поисков, трудовых розысков “золотоносных жил”. Богаевский – послушник своей земли. Он ей может сказать:
…твоим веленьям строгим
Душа была верна».
(В.Брюсов «Поэт – музе»).

В этих словах ясно выражено восхищение Сергея Николаевича Дурылина произведениями Константина Фёдоровича Богаевского, его пейзажами Восточного Крыма, возвышенную красоту которого писатель и художник прекрасно чувствовали и понимали.