Максимилиан Александрович Волошин посетил Грецию только один раз, на завершающем этапе своего второго заграничного путешествия, совершенного вместе с друзьями-студентами Леонидом Кандауровым и Василием Ишеевым летом 1900 года.
31-го июля в полночь на пароходе «Romania» они отплыли из итальянского порта Бриндизи. На рассвете увидели пустынные синевато-розовые цепи гор, на которых лежали облака. Это были берега Греции. Скоро показался остров Корфу (Керкира). Пароход вошел в пролив. Обогнул маленький желтый островок и остановился перед городом.
В «Журнале путешествия» Волошин рассуждал об изменении своего отношения к культуре этой страны: «Греция! До сих пор отношения мои к ней были очень разнообразны и совершенно не определены. В детстве книжка с греческими мифами была моим любимым чтением. Но когда педагоги стали тщательно замазывать мои мозги вязкой и пресной классической замазкой, приготовленной из вечно юных песен Гомера, наивно-простых записок Ксенофонта и грандиозно-прекрасных мыслей божественного Платона, из которых было вытравлено все живое, тогда во мне пробудилось сильное чувство самосохранения, и траурная завеса опустилась над прекрасным греческим миром. Позже, когда я прочел Байрона и Гейне, Греция снова развернулась предо мной, со своим гармоничным жизнерадостным миросозерцанием и со своими светлыми изгнанными богами. И теперь тень Гейне, обитавшая на Корфу, в воздвигнутом в честь него храме, благословляла мое прибытие в Грецию».
Мраморная фигура немецкого поэта, кумира Волошина в те годы, грустно сидящего на своем кресле, выполненная датским скульптором Людвигом Хасселриисом, была установлена императрицей Елизаветой Австрийской в парке ее виллы Ахиллеон на острове Корфу. Поэтому, когда пароход бросил якорь, первым желанием было – увидеть памятник. Но, несмотря на семичасовую стоянку, пришлось отказаться от высадки на берег и визита к Гейне. Вилла Ахеллион находилась вблизи селения Гастури в 10 километрах южнее порта. А грек-проводник потребовал за поездку к памятнику 13 франков, которых на исходе путешествия уже не было.
Поэтому пришлось целый день пролежать на носу корабля с видом «на голубовато-розовые горы, похожие на берега между Алуштой и Судаком с моря».
На следующий день, проснувшись в 6 часов утра, путешественники увидели, что корабль уже находится в Патрасской гавани. Патры (Патрас) – город на северо-западной оконечности Пелопоннеса, на берегу залива Патраикос, у входа в Коринфский залив.
Из Патраса проехали железной дорогой в Коринф. Вагоны маленькие, узенькие. Паровоз какой-то игрушечный. Поезд двигался поразительно медленно и подолгу стоял на маленьких станциях. Греция сразу поразила «бедностью и дикостью». Зато первые греки, с которыми пришлось столкнуться, произвели весьма милое впечатление.
В письме к своему гимназическому другу А.Пешковскому Волошин написал: «Какая бедность и народа и природы. И какая красота – ни одного лишнего штриха, ни одной лишней краски, а все-таки красивее Италии во всей ее роскоши».
Приехав в Коринф, Волошин увидел «скверную маленькую деревушку» на месте города с богатейшей античной историей, соперничавшего даже с Афинами. В городе был и обращался с посланиями «К Коринфянам» Апостол Павел. И в средние века город был ареной многих политических и военных страстей.
После обеда отправились на Акрокоринф – цитадель древнего Коринфа, расположенный на монолитной скале высотой 575 метров, господствовавшей над всеми путями из центральной Греции в Пелопоннес. По дороге лазали по развалинам древнего Коринфа, от которого сохранилось только несколько колон. Видели раскопки еще незначительные, но обещающие со временем много интересного.
По крутой каменистой тропинке поднялись до ворот, прошли мимо сохранившихся очень хорошо средневековых стен и, наконец, взошли на высшую часть Акрокоринфа, «с которой развертывается под ногами вся средняя Греция с Коринфским и Эгинским заливами. Почти прямо под ногами Истлийский перешеек. Налево над Коринфским заливом голубые силуэты Геликона. Парнас потонул в солнечных лучах, сзади бесконечные долины и горы Арголиды и Аркадии, покрытые скудной растительностью, и наконец смутные очертания Акрополя далеко, далеко в тумане. С юга далеко расстилались волнами долины и холмы Пелопоннеса. Тишина. Около развалин Венецианского укрепления желтая сухая трава. Полная дикость и запустение».
В 9 часов вечера, усталые возвратились в гостиницу.
3-го августа приехали в Афины. Устроившись в гостинице, побежали в Акрополь. Вид афинской улицы очень напоминал улицы южных русских городков, где сказывается влияние Востока. Поднялись на холм – цитадель древних Афин. «Солнце уже было низко, и в этом мягком скользящем свете Храмы Парфенон и Эрехтейон казались еще прекраснее». Зашли в музей, находящийся в Акрополе.
На следующий день, в 6 часов утра, побежали опять в Акрополь. Волошин продолжал сравнивать «мощную практичность Рима с хрупкостью Греции, красота которой так легко исчезает от одного грубого прикосновения варвара. Природа Италии прекрасна, роскошна, живописна, а природа Греции просто красива, настолько просто, что простота эта сперва кажется бедностью». С Акрополя пошли в Национальный музей. И опять тут «поражала разительная разница между греческими оригиналами и римскими подражаниями». Из Афин Волошин взял себе «на память только сорную травку, выросшую между мраморных плит театра Диониса, в котором когда-то собиралась избраннейшая публика на первые представления драм Софокла, и ветку оливы со склонов Акрополя для Александры Михайловны Петровой».
В 12 часов выехали в Пирей, чтобы успеть визировать паспорта у турецкого консула. Но консул оказался для них недоступен, и ехать пришлось без визы. Из Пирея на пароходе «Эвртепа» 4-го августа Волошин с друзьями направился в Константинополь.
- * *
В Греции М.Волошин был три дня плюс день на рейде Корфу. В книге «Годы странствий» от Греции осталось только одно стихотворение «Акрополь».
Серый шифер. Белый тополь.
Пламенеющий залив.
В серебристой мгле олив
Усеченный холм – Акрополь…
Вновь посетить Грецию ему не удалось, хотя он мечтал об этом. В 1909 году из под его пера выходят стихотворения «Дэлос» и «Дэльфы», написанные с такой убедительностью, что трудно поверить, что автор там не был.
В поэзии он утверждал связь родины его духа Киммерии с древней Элладой. Искал в горах Кара-Дага вход в Аид. Даже внешний образ поэта, его поведение, манера одеваться – были навеяны античностью.
Статьи и критические материалы М.А.Волошина изобилуют образами, сюжетами, реминисценциями, связанными с античностью. Но это не стилизация, не только пересказ древних сюжетов. Стараясь осмыслить современность, поэт и мыслитель ищет аналогии, стремясь увидеть в настоящем вечное.
Н.Г.Арефьева в заключение своей обстоятельной монографии «Максимилиан Волошин и античность» написала: «Об античных мотивах в поэзии М.Волошина можно говорить и писать бесконечно, и тема никогда не будет исчерпана до конца».