Из архива газеты «Победа» №31 от 18 марта 2010г.
Совсем недавно симферопольское издательство «Бизнес-Информ» впервые на русском языке выпустило знаменитую книгу «Путешествие по Кавказу, к черкесам и абхазам, в Грузию, Армению и в Крым» (1832-1834), изданную в шести томах в Париже в 1843 году. Её автор – Фредерик Дюбуа де Монпере (1798-1850), известный путешественник, швейцарский француз, энциклопедически образованный учёный, изучал главным образом Южную Россию – Крым, Кавказ и Закавказье, которым и посвятил своё фундаментальное произведение, выполнив к нему также и огромную работу по зарисовке всех достопримечательностей своих путешествий, отметившую одарённость автора в области рисунка и графики.
Книга, изданная в Симферополе в самом конце 2009 года, – полный перевод на русский язык 5 и 6-го томов парижского издания, то есть крымской части всего «Путешествия…» Перевод с французского и комментарии к книге выполнены кандидатом исторических наук, научным сотрудником Отдела исторических наук в Институте научной информации по общественным наукам РАН Т.М.Фадеевой, чьё имя очень хорошо знакомо историкам и краеведам.
Представляя новую книгу, значение которой невозможно недооценить, рады возможности познакомить читателей с одной из её глав, относящихся к Феодосии.
Эта большая мечеть, величественность и благородную простоту которой хвалил Паллас, была построена генуэзцами. Она служила им епископальной церковью; датировалась началом XIV века. В ходе превращения в мусульманскую мечеть ее прекрасный купол в 9 туазов (туаз – 1,949 м. – Прим. пер.) диаметром сохранили, окружив его 11 малыми куполами с трех сторон. Кроме того, мечеть фланкировали двумя минаретами по 16 туазов высотой, с винтовыми лестницами. Это здание в вышеописанном виде еще существовало в целости, когда Паллас велел зарисовать его в своем «Виде Феодосии» в 1794 году.
Русское правительство ввело в систему превращать в греческие (православные. – Прим. пер.) самые прекрасные мечети завоеванных городов, особенно после того, как магометанское население их покинуло.
Стало быть, решили и из этой прекрасной мечети сделать христианский храм. Сперва начали снимать свинцовое покрытие крыши, которое было продано с выгодой неведомо для кого. Затем правительство выделило на необходимые переделки сумму в 40000 рублей ассигнациями, в то время почти равными рублям серебром; работы начались с разрушения части малых куполов, которые должны были уступить место портикам с дорическими колоннами, повторяющимися с одного края России до другого.
Но после того, как сбили эти изящные купола, после того, как с большими издержками привезли барабаны колонн, которые должны были украшать портики и базы которых уже были поставлены, денег самым тривиальным образом стало нехватать, а правительство более не желало идти на новые расходы. К тому же проекты императрицы Екатерины II претерпели с некоторого времени заметное охлаждение рвения в их пользу; поэтому в течение ряда лет проектируемая церковь являла картину настоящей руины, при виде которой сжималось сердце. Губернатор Феодосии, тот самый, что велел увезти львов из Фанагории (Казначеев. – Прим. пер.), дошел до того, что велел перевезти самые прекрасные колонны, предназначенные для церкви, в свой загородный сад, где уже находились вышеупомянутые львы. Его подвергли суду и присудили вернуть обратно колонны и львов; но и те, и другие все еще остаются в его саду.
Когда я рисовал эту руину в 1832 году, близ нее еще существовал другой памятник – турецкие Большие бани, соседство которых с мечетями диктуется необходимостью традиционных омовений. Это массивное сооружение состояло из двух обширных зал, освещенных двумя великолепными куполами. Наружный карниз здания мог служить образцом изящной простоты: с помощью кирпича выложили узоры, выровненные вдоль одной плоскости. Это сооружение, окруженное множеством малых куполов, под которыми были устроены купальни, подошло бы, по крайней мере, для устройства одного из самых грандиозных общественных базаров, в том случае, если бы не пожелали сохранить за ним его первоначальное назначение. Кроме того, это было самое прекрасное сооружение Феодосии, украшавшее ее большую площадь.
Но оно оскорбляло взор г-на губернатора Казначеева, человека глубоко невежественного во всем, что есть прекрасного и монументального. Он решил, что посреди города с 4500 жителей не было достаточно места для военных парадов, и вбил себе в голову расширить именно эту площадь, для чего снести руины мечети и бань. Он представил свой проект правительству под предлогом, что оба сооружения угрожали обрушением со всех сторон, становясь опасными. Г-н граф Воронцов, генерал-губернатор Новороссии, который в ходе своих поездок, возможно, не обратил внимания на оба эти сооружения, которые, зная его вкус к архитектуре, он, несомненно, велел бы сохранить, поверил гражданскому губернатору на слово и, полагая, что тот затеял дело нужное, отдал приказ снести их. Граф находился в Симферополе. Едва губернатор Казначеев получил приказ в руки, то, не теряя ни минуты, принялся приводить его в исполнение. При виде подобного святотатства население Феодосии возопило и поспешно отправило графу представителя, чтобы умолять его о приостановке разрушения бань.
– Но, – ответил граф, – этим зданиям грозит обрушение.
– Ваше превосходительство обманули; прочность бань такова, что выдержит любое испытание, и нетрудно было бы превратить их в великолепное сооружение, устроив под его благородными сводами базар.
– Пусть будет так, посмотрим; пусть тотчас пошлют эстафету с приказом остановить разрушение.
Но губернатор Казначеев так сильно желал исполнить задуманное и так опасался возвращения графа (Воронцова. – Прим. пер.), что, не теряя ни минуты, собрал множество рабочих и, несмотря на чрезвычайную прочность куполов и стен, сумел нанести такой ущерб зданию бань, что уже не могло быть и речи об их сохранении. Дело разрушения свершилось, и вместо вида, который я изобразил на листе 28 III серии, теперь перед глазами расстилается огромная пустая площадь, вокруг которой теряются несколько незначительного вида домов, выбеленных жарким солнцем Крыма; и это пустынное пространство существует здесь, чтобы печалить взор и свидетельствовать о невежестве в художественной области г-на губернатора Казначеева.