Из цикла «Земные пути Максимилиана Волошина»
Германия – единственная страна, через которую проходили маршруты всех девяти заграничных путешествий М.А.Волошина. Он думал даже продолжить образование в одном из немецких университетов. Достал расписание лекций в Берлинском университете, правила для студентов и план Берлина.
Задумывая свое первое заграничное путешествие, Максимилиан Александрович составил увлекательный маршрут по Германии: Мюнхен, Нюренберг, Гейдельберг, Майнц, пешком по Рейну до Кельна, и, наконец, Лейпциг, Дрезден, Берлин. Но когда к нему решила присоединиться его мать, план пришлось изменить.
28 ноября 1899 года (все даты – по новому стилю) перед рассветом Волошин приехал вместе с Еленой Оттобальдовной из Парижа в Кельн. Первое впечатление было романтическим: «Выйдя с вокзала, я увидел перед собой на площади огромную сталактитовую глыбу собора. Я зашел. Вся Германия с ее сказками и песнями, историей и поэзией нахлынула и охватила меня». Это был Кельнский готический собор, освященный в честь святых Петра и Марии – один из самых высоких соборов в мире (157 м).
Вечером поезд остановился на берлинской станции. Вот тут наступило разочарование: «Первое впечатление Берлин произвел тяжелое». «После Парижа улицы его показались такими безлюдными, узенькими и скучными. На улицах гуляли офицеры с сверхчеловечески развитой грудью; на площадях стояли монументы верховых королей в мундирах, а на углах, как монументы, высились апокалипсические фигуры конных жандармов».
В дальнейшем это угнетающее впечатление только усугублялось. Друзьям написал: «В Берлине на улицах все так мертво, что не тянет из дому – я даже в театре ни разу не был». «Берлин так и несносен потому, что в нем нет ничего, ничего старого, и эти греческие колоннады гауптвахты и художественных музеев нестерпимо холодны и академичны».
Но еще больше он разочаровался в немцах: «Боже мой! Как они скучны. Мне кажется теперь, что я даже в русском провинциальном обществе не встречал такой отчаянной косности, узкости, таких невылазных болот предрассудков и таких крепких перегородок в мозгу. Гейне они ненавидят. И заметьте, что хозяйки мои прекрасные люди: очень симпатичные, добрые и далеко не глупые – во всем, что не касается Германии, – здесь они глупость считают своей нравственной обязанностью».
В Берлине Волошин остался на два месяца для практики в немецком языке. Поселился по адресу: Berlin. Plan-Ufer, 36. Подписался на газету социал-демократической партии «Vorwärts».
Мечтал: «С первыми лучами весеннего солнца вылечу из Берлина и пойду странствовать по Германии и проберусь на юг Италии в Рим». Купил «не продирающиеся бессмертные кожаные брюки» для горных походов.
В отличие от Парижа он не делился с друзьями впечатлениями от музеев. Музеи посещал, но упомянул только Национальную галерею. Часто сидел безвыездно дома. «Я давно уже не выхожу из дому… Да и не к чему. На улицах так скучно и скверно, а дома так уютно, тепло и хорошо», – сообщил он А.М.Петровой.
Позднее «примирился с Берлином и нашел в нем много положительных сторон, которых нет в Париже. Положим, все они пока не художественного и не общественного свойства, а чисто практического. Жизнь тут дешева необыкновенно и замечательно удобна. Квартиры в Париже совсем не приспособлены к домашней жизни – там все совершается на улице и в ресторане, здесь же на каждом шагу так и чувствуется спокойное домовитое немецкое хозяйство, со всеми его удобствами».
В начале января 1901 года ему «захотелось уже вернуться в Москву».
Возможно, если бы Волошин попал в Нюрнберг или Дрезден, романтическое отношение к Германии закрепилось бы. Но он попал именно в «поганый Берлин» и угнетающее впечатление этого города казарм, особенно разительное после Парижа, окончательно оттолкнуло его от Германии. И вот выбор сделан: «Никогда больше в Берлин не приеду, а только в Париж».
Более приятные впечатления остались от посещения Баварии в 1901 году (с 14 по 19 июня), месте со своими спутниками – студентами Московского университета Л.Кандауровым, В.Ишеевым и А.Смирновым. Оно было кратковременным, но очень насыщенным событиями и впечатлениями.
Они посещали музеи и выставки, сидели в пивной, бродили по улицам баварской столицы. Зашли в мюнхенский собор Пресвятой Девы Марии.
«Мюнхен, – как определил Волошин, – это город картинных галерей, пива, германской старины и греческих колоннад. Это столица немецкого искусства».
Побывали они в деревушке Обер-Аммергау, раскинувшейся посреди зеленой долины в лесистом предгорье Альп. С XVI века ее жители, в память о благополучном избавлении от чумы, каждые десять лет дают представления Страстей Господних, которые до настоящего времени привлекает множество путешественников со всего мира.
Впечатления Волошина от этого грандиозного спектакля, продолжавшегося с 8 часов утра до 6 часов вечера, в котором принимали участие практически все жители Обер-Аммергау, – это тема для отдельного рассказа.
Во время своих последующих поездок в Париж Волошин, проезжая через Германию, делал только кратковременные остановки в Берлине (в 1901, 1905, 1906, 1909, 1912 годах), Кельне (1901, 1906), Мюнхене (1901, 1906,1914), Гамбурге (1908), Штутгарте (1903).
В последний раз он посетил Германию в тревожные дни, предшествующие началу Первой мировой войны. 30 июля 1914 года приехал в Мюнхен из Вены. «Никого из знакомых не было в городе. Целый день провел в осмотре выставок, которых в городе, по случаю летнего сезона, были открыты десятки. Вечером был в каком-то немецком “Варьете” – и на другой день рано утром (в 7 часов) выехал в Базель. А в полдень были закрыты границы Германии и война началась».
Всего Максимилиан Волошин провел на территории Германии около 105 дней.
* * *
Волошин по матери имел немецкие корни. Его предками были Зоммеры и Глазеры. По своим первым литературным увлечениям был явно предрасположен к немецкой культуре. В двух вариантах «тургеневской анкеты», заполненных им в 1898 и 1899 годах, среди любимых имен были преимущественно немецкие. Одним из первых литературных увлечений был Гейне. Начал даже переводить его «Зимнюю сказку». Затем Герхарт Гауптман, особенно его поэма «Потонувший колокол».
Вот мнение о Волошине Марины Цветаевой: «Француз культурой, русский душой и словом, германец – духом и кровью». Она пояснила: «Но – начнем с самого простого бытового – аккуратность, даже педантичность навыков, страсть к утренней работе, культура книги.
Друг он был из Страны Друзей, то есть Германии. Для ясности: при явно французской общительности – германская качественность дружбы, сразу, как бургундец, но раз навсегда, как германец».
Но в 1905 году Волошин отверг предложение Маргариты Сабашниковой поступить в немецкий университет: «Идти к кому-то на выучку и еще к немцам, которых я глубоко ненавижу и презираю, – этого я не сделаю».
7-го декабря 1913 года он писал Юлии Оболенской: «У меня какая-то врожденная (верно, от примеси немецкой крови) антипатия к немецкому языку». А после начала Первой мировой войны высказался более резко в письме к А.М.Петровой: «Вы знаете, что мне Германский дух был всегда враждебен и до войны». Неприязнь обрела свою высшую форму – ненависть.
Как примирить такие противоположные мнения о «германизме» Волошина? Может быть, автобиографическими являются его высказывания, относящиеся к бельгийскому поэту Эмилю Верхарну: «Это не просто разочарование в культуре, которую он считал высокой, это бунт против собственной своей крови, ненависть к своей духовной родине, отказ от собственного происхождения».
Закончить же эту статью хочется одной из парадоксальных фраз Волошина: «Война двух народов – физиологическая спазма любви».
Сергей АЛИМОВ, волошиновед