«Победа» уже рассказывала о том, что в октябре прошлого года в Феодосии был презентован цифровой формат художественно-документального фильма «Поэма о красном галстуке».
Впервые за последние 60 лет возвращенный из забвения фильм о подвиге пионера-партизана Вити Коробкова в годы Великой Отечественной войны и о подготовке школьников 60-х годов к приёму в пионеры был показан в школе № 4.
Роль главного героя в фильме «Поэма о красном галстуке» сыграл феодосиец Валерий Гошко. Сегодня он живет в Таганроге и на октябрьскую премьеру фильма, к сожалению, приехать не смог. Но на минувшей неделе Валерий Николаевич выкроил пару дней, чтобы побывать в Крыму – в Феодосии, Симферополе и Севастополе – и любезно согласился встретиться с корреспондентом «Победы».
«Фильм сделали хорошо, я даже не ожидал…»
Наша встреча состоялась в Русском культурном центре, и его «хозяйка» – председатель Феодосийского отделения Русской общины Крыма, депутат городского совета Татьяна Голуб сразу поинтересовалась у гостя – понравился ли ему оцифрованный вариант фильма, в котором он сыграл главную роль?
– Фильм сделали хорошо, я даже не ожидал, – был его ответ.
Наше общение с Валерием Николаевичем началось с рассматривания черно-белых фотографий, снятых в начале 60-х годов прошлого века феодосийским фотографом Виктором Гаврилко.
– Я жил на Карантине, и Виктор был моим соседом, – говорит Валерий Николаевич. – Во многом благодаря ему я и увлекся фотографией. Именно он привел меня в городской фотоклуб «Чайка», которым в то время руководил Лев Михайлович Попов.
Мой собеседник рассказывает, что премьерный показ фильма «Поэма о красном галстуке» прошел в Москве 26 мая 1994-го, а в Феодосии премьера состоялась на несколько дней раньше – в День пионерии 19 мая. И раскладывает на столике черно-белые фотографии.
– Вот – съемочная группа с феодосийскими пионерами на фоне кинотеатра «Крым»… А вот я с мамой Вити Коробкова Викторией Карповной… А вот – момент съемки одного из эпизодов фильма, где я по сценарию уснул на пляже. На самом деле съёмка происходила в помещении Дома офицеров, где на полу расстелили большой кусок брезента и насыпали сверху песка, – раскрывает Гошко съёмочные секреты. – А надо мной склонился с кинокамерой – оператор фильма Иван Андреевич Запорожский.
Рядом со старыми фотографиями – пожелтевший номер газеты, в которой рассказывает о том, что Центральная студия документальных фильмов сняла фильм, «в центре которого Витя Коробков, пионер, героически сражавшийся вместе со старшими товарищами в годы Великой Отечественной войны. Съемки происходили в Феодосии, где жил и трагически погиб юный разведчик. «Поэма о красном галстуке» учит юных ленинцев мужеству, смелости, преданности Родине», – говорится в газетной заметке.
«Я был неудобным «артистом»…
– Валерий Николаевич, а как вы вообще попали в этот фильм? – задаю вопрос исполнителю главной роли.
– Я учился в четвертой школе. Тогда у пионеров было модным движение «Зеленый патруль». И вот мы несем свое «патрулирование» на горе и видим, что к нам поднимается группа взрослых людей, чтобы сфотографироваться на память. Достают фотоаппарат, снимают верхнюю одежду и вешают её на кустарники. Мы сделали им замечание, мол, не надо бросать одежду на кусты… Оказалось, что это была съёмочная группа. Через несколько дней они разыскали меня в школе и через директора «выцепили». Два или три дня фотографировали, потом послали фотографии в Москву. А через месяц «выдернули» меня, и год параллельно с учёбой я снимался в кино.
– Сложно было?
– Я был неудобным «артистом». Терялся очень сильно, когда было много народу. Особенно в моментах, когда снимали в городе, и милиция перекрывала движение. Не очень получалось у меня сниматься на людях. Режиссер – Марианна Сергеевна Семёнова – поняла это, и в такие моменты приносила мне какую-нибудь булочку и молоко в бумажном треугольном пакете. Я все это съедал и вроде успокаивался, и съемки продолжались…
– В фильме снималась мама Вити Коробкова Виктория Карповна…
– Да, режиссер очень хотела ввести её в фильм.
– Какое впечатление на вас она произвела?
– Честно?
–Да.
– Она мне показалось немного странной…
–То есть?
– Ко мне Виктория Карповна относилась очень хорошо, была ласковой, нежной. Но что-то её беспокоило. Она почти ничего не рассказывала о своём сыне – Вите. Странно, но мне даже показалось, что Виктория Карповна ничего не знала о его деятельности.
– После школы не было желания продолжить кинематографическую карьеру?
– Артистом – нет. Я думал, что буду кинооператором. На меня очень большое впечатление произвел оператор фильма Иван Андреевич Запорожский. Он был очень достойный человек. Всю войну прошел после третьего курса операторского факультета ВГИКА. В 1942 был заброшен к крымским партизанам, а после освобождения Крыма с действующей армией пошёл по югу – Болгария, Румыния, Австрия. После войны был кинокорреспондентом по Черноморскому флоту от Центральной студии документальных фильмов. Он много и интересно рассказывал мне о партизанах, водил несколько раз меня по партизанским местам, причем по таким местам, о которых никто не знал. С ним было очень интересно.
– То есть, оператором вы бы хотели стать?
– Да. Но когда после школы я попытался поступить во ВГИК, мне на первом же экзамене сказали: «Вы, что, – родственник Бондарчука?», дав понять, что мне ничего не светит. Я всё понял, и на этом всё закончилось.
Осколок в руке и медаль «За боевые заслуги»
После неудачной попытки поступить во ВГИК Валерий Гошко был призван в армию. Срочную службу проходил в Забайкальском военном округе в зенитно-ракетных войсках как раз в то время, когда шла война во Вьетнаме. И сержанту Гошко, как и другим «советским специалистам сельского хозяйства» довелось побывать с секретной миссией в этой экзотической и загадочной стране. Что делал там зенитчик, наверное, объяснять не надо. На память о Вьетнаме осталась медаль «За боевые заслуги» и осколок в руке.
– Восемь осколков удалили, а девятый остался. На тот момент не было таких технологий, чтобы извлечь. А потом я с этим свыкся, – говорит он, показывая засевший в руке неизвлеченный осколок.
– Не тревожит?
– Уже практически нет.
После окончания срочной службы Валерий Николаевич связал жизнь с медициной, кардинально изменив свою судьбу. Причем, произошло это, по его словам, совершенно случайно.
«У меня было право выбора, но Север оказался ближе…»
– Надо было кем-то стать. Приехал в Симферополь, сел на скамейку, впервые закурил, смотрю, а перед глазами – мединститут. Подал документы, их приняли, и я стал студентом мединститута. У меня были очень хорошие преподаватели. До сих пор вспоминаю их, – рассказывает собеседник. – А после четвертого курса мединститута перевелся в Военно-медицинскую академию имени Кирова в Ленинграде, после окончания которой молодым лейтенантом медицинской службы в 1976 году прибыл на Северный флот. У меня было право выбора, Север или Камчатка, но Север оказался ближе…
С этого момента наша беседа переключилась на военно-морскую тему. Тем более, как оказалось, у корреспондента «Победы» и его собеседника были точки соприкосновения, связанные со службой на Северной флоте. Причем и военврач Гошко, и будущий журналист, а тогда – старший матрос срочной службы, оказались в Североморске в одно время.
Как рассказал Валерий Николаевич, он отдал Северу сорок два года, уйдя в отставку в 2001 году в звании подполковника медицинской службы. А начинал он хирургом на авианесущем крейсере «Киев», потом был начмедом на эсминце, потом – большой противолодочный корабль, потом – снова на «Киеве», начмедом. А в должности флагманского врача бригады офицер прошел все корабли, а в бригаде их было 113.
Валерий Гошко был первым начмедом на тяжелом авианесущем крейсере «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецове», только что сошедшем со стапелей судостроительного завода.
– Я его выводил с завода, и мы его «украли» с Чёрного моря и перегнали на Север, – рассказывает он историю боевого корабля «Адмирал Кузнецов», да-да – того самого «Кузи», о котором сегодня так много пишут в новостях. А в те, 90-е годы прошлого столетия боевая служба корабля соответствовала переломной эпохе, и по его судьбе можно судить, что происходило в то время со страной.
Присяге не изменять! С якоря сниматься!
На момент развала СССР «Адмирал Кузнецов» находился в Севастополе. Построенный на Николаевской верфи и приписанный к Северному флоту он продолжал проходить испытания и доводку в Чёрном море. Украинские власти попытались оставить «Кузнецова» себе, но 30 ноября 1991 года командир корабля «угнал» крейсер на Северный флот, оставив на берегу часть экипажа и авиакрыло. Одна часть лётного состава, отказавшись присягать Украине, на Су-33 позже перелетела к новому месту базирования, а другая – осталась на Украине.
Первый командир крейсера капитан 1-го ранга Виктор Ярыгин, рассказывая об этом эпизоде в эксклюзивном интервью телеканалу «Звезда», говорил: «Начался дележ всего, в том числе флота. Но когда они бросились: где “Кузнецов”? – делить нас уже было поздно, мы ушли. Все знали, что надо уходить, но никто не знал, когда надо уходить. Поэтому когда дали команду – завтра уходить, сказали – есть! И всё. Была одна главная задача – привести корабль на север. И экипаж её выполнил. Это главное», – вспоминал Ярыгин.
Несмотря на запрет Киева и телеграмму, которую направил командиру крейсера председатель Верховной Рады Украины Леонид Кравчук с требованием оставаться на рейде в Севастополе, так как корабль является собственностью Украины, «Адмирал Кузнецов» вышел в район Феодосийского полигона для отработки взлёта-посадки палубных самолетов.
Тем временем из Северного флота в Крым срочно вылетел заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал Юрий Устименко, который, прибыв на борт, отдал приказ срочно, без двух третей находившегося на берегу офицерско-мичманского состава и заводской сдаточной команды, готовиться к переходу морем. Чтобы не оставить корабль Украине, командование ВМФ приняло решение о его переходе на Север до завершения государственных испытаний. В ночь с 30 ноября на 1 декабря 1991 года, не подавая никаких сигналов, авианосец в кромешной темноте покинул Севастопольский рейд и взял курс на Босфор. Покидая пределы «самостийной» Украины он оставлял позади себя целую эпоху, именуемую Советским Союзом.
Крейсер прошел через Босфор без официального уведомления властей Турции. Власти Анкары не стали его останавливать. Громада авианосца, почти впритык с берегами прошла под мостом и устремилась в Мраморное море.
Вот как позже описывал эту почти детективную историю российский историк, писатель, социолог и публицист Владимир Иванов: «Громадный авианосец благополучно через проливы вышел на простор Мраморного моря. Моряки позже вспоминали, что турки приветствовали корабль, махали руками, фотографировали и очень удивлялись необычным контурам судна. Средиземное море корабль проскочил на одном дыхании, но на подходе к Гибралтару случилась задержка, так как на винты намотало рыболовные сети. Четверо суток экипаж освобождал свой корабль из непредвиденного плена. За проливом советский авианосец встречал американский авианосец «Джордж Вашингтон», который экстренно вызвали из Норфолка. Авианосец имел при себе внушительную свиту из полутора десятков кораблей охранения. Американские корабли сразу развернули масштабные учения, при которых начали имитировать атаки. Самолеты носились на опасной высоте, по курсу бросали учебные бомбы, а после всюду были разбросаны противолодочные буи. Весь переход занял 27 суток. Членов экипажа авианосца как героев встречали все – командование Северного флота, все объединения и соединения. Специально к приходу авианосца был построен плавучий причал. «Адмирал Кузнецов» стал единственным в мире авианосцем, базирующимся в Заполярье».
После плавания в тихой гавани вспомнить будет о чём…
В экипаже «Адмирала Кузнецова» Валерий Гошко в 1996 году стал участником первого в современной истории похода российского флота в Средиземное море. Поход совершила группа в составе двенадцати боевых кораблей и вспомогательных судов трёх флотов. Поход в значительной мере повысил международный авторитет России как морской державы, послужил возрождению традиционных дружественных отношений со странами Средиземноморья. Во главе группы кораблей находился тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов». Во время «обкатки» своих боевых качеств корабль базировался в сирийском порту Тартус.
Палубная авиационная группа, находившаяся на борту, продемонстрировала свою способность действовать в любое время суток и практически в любую погоду. Это стало возможным благодаря предшествовавшей напряженной работе лётчиков-испытателей, строевых лётчиков и всего экипажа крейсера. Говорят, что в офицерской среде эту боевую службу прозвали «за грань командировка».
– Тогда разворачивались известные «югославские события», и нам надо было хорошенько побряцать оружием, как говорится, «подымить». И это подействовал на американцев, они тут же вывели свой флот из Адриатического моря. Над нами летали американские самолёты, фотографировали нас, демонстративно показали, как за двенадцать минут с палубы их авианосца поднялись семнадцать самолётов. У них же на палубе катапульта выстреливает, а у нас на каждый взлёт уходило по три с половиной минуты…
Много чего довелось повидать. Ангола, Гвинея, Бенин, Сирия, Куба, Америка… Мальта… Довелось даже побывать в Неаполе и со стороны посмотреть на Везувий. Ничего хорошего там нет…
В 1996 Валерий Гошко был удостоен медали ордена «За заслуги перед Отечеством».
«Мы говорим не «штормы», а «шторма…»
Довелось Валерию Николаевичу служить и на большом противолодочном корабле «Жгучий», который с мая 1980-го по январь 1981 года нёс самую длительную боевую службу в Атлантике, пройдя за 272 дня 19715 миль.
Мой собеседник был скуп на подробности, но история этого похода подробно описана в книге «Атлантическая эскадра» очевидца тех событий капитана 1-го ранга Геннадия Белова. В частности рассказывается о том, что в целях скрытности «Жгучему» было приказано соблюдать на выходе строгое радиомолчание и следовать из Кольского залива не обычным курсом вдоль побережья Норвегии, а направиться на север до кромки льдов, и только там повернуть на запад. Этот маршрут потребовал увеличенного расхода топлива, запас которого практически иссяк к моменту запланированной дозаправки в районе Фарерских островов. Из-за штормовой погоды в Баренцевом море расход горючего был больше запланированного, и возникла угроза полностью лишиться хода. В условиях сильной качки топливные насосы уже не могли захватывать остатки мазута из донных цистерн, поэтому в сложившейся критической ситуации для заполнения расходных цистерн пришлось отправлять матросов с вёдрами. На корабле была объявлена боевая тревога.
Вот как описывает это автор книги «Атлантическая эскадра»: «Это была адская и опасная работа. Волны валили корабль с борта на борт. Крен достигал 40 градусов. Палуба уходила из-под ног. Палубы коридоров, по которым носили топливо, были залиты мазутом. Переборки стали черными. Работа не прекращалась ни на минуту. Благодаря самоотверженному труду экипажа корабль имел ход в штормовом океане и приближался к танкеру, единственному шансу на спасение. Теперь предстоял второй ответственный и трудный этап борьбы со стихией – заправка в бушующем море кильваторным способом. Корабли на близком расстоянии, около 100 метров, должны более семи часов идти в связке друг за другом, перекачивая топливо и воду. Для корабля в штормовом море встал вопрос выживания. Пребывание и работа баковой команды на верхней палубе представляли опасность, моряков могло смыть за борт. Офицерам и их подчиненным, предстояло в тяжелой штормовой обстановке, с риском для жизни завести 120 метров капронового буксира на танкер, принять и подключить мазутные, и водяные шланги такой же длины…
На сороковой минуте командир заметил, что корабль вдруг начал уходить вправо.
– Рулевой! Держать на флагшток танкера.
– Руль влево 15 градусов!
Но было уже поздно. Командиру отделения рулевых, который несколько напряженных часов стоял вахту на руле при этих сложных маневрах, стало плохо. Отошедший вправо от кильватерной линии нос корабля, под ударом волны рыскнул еще правее. Толстый капроновый буксир и шланги натянулись и лопнули как нитки. Они со свистом пронеслись над кораблем и хлестко ударили по надстройке. Никто не пострадал. После тяжелейшей швартовки и заводки шлангов, корабль успел принять только 30 тонн мазута. Вахтенный офицер удерживал корабль против волны на генеральном курсе, пока не заменили рулевого. Сыграли «Аврал». Выбрали порванные швартовы и шланги и снова начали опасный маневр сближения. На этот раз удалось без приключений подойти к танкеру, закрепить бакштов и шланги и за 8 часов тяжелой работы полностью заправить корабль топливом и водой.
В ежедневном отчете флотскому командованию описание этого события уместилось в нескольких скупых строках: «В точке № ….. пополнил запасы топлива и воды от танкера «Тукумс». Следую по плану перехода. Курс 210, скорость 14. Замечаний нет. Командир».
Если ты полюбишь Север, то полюбишь навсегда!
…Сорок два года службы на Севере – срок немалый. Но, как это нередко бывает в жизни, целая серия заслуженных наград настигла Валерия Николаевича Гошко уже после увольнения. В 2005 году в Москве в торжественной обстановке ему были вручены: медаль Пирогова (в удостоверении к медали – № 6), награда за участие в боевых действиях в Анголе и орден Ушакова.
– Когда мне вручили первую награду, в зале зааплодировали, и я собрался было уходить со сцены. Но звучит команда «стоять!», и мне вручают вторую награду. А когда это повторилось и в третий раз, – зал встал и аплодировал стоя, и я не смог удержаться и прослезился, – рассказывает он.
Служба на Северном флоте осталась навсегда в сердце морского офицера.
И, как признался Валерий Николаевич, ему часто хочется вновь туда уехать.
– Полюбили Север?
– Да. Там люди проще, жить проще и понятней. И наш бывший командир, ему уже 78 лет, старается поддерживать сослуживцев, периодически организует встречи. Сам он живет в Москве, но мы встречаемся в Питере, на территории бывшего Военно-Морского училища имени Фрунзе.
Это было недавно,
это было давно…
Переходя от военно-морской тематики и возвращая собеседника к мыслям о родном городе, поинтересовался у Валерия Николаевича, часто ли он бывает в Феодосии?
– Каждый год приезжаю. Родители мои здесь похоронены. Двоюродный брат живет в Симферополе.
– Город меняется?
– Меняется, но очень медленно. Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Иногда такое впечатление, что езжу по тем же ямам, что и сорок лет назад.
– Любимые ваши места в Феодосии?
– Карантин. Маяк. «Кручи», как мы их называли. Танцплощадка на «пятаке».
– Чем пацаны занимались в начале шестидесятых, когда вы учились в четвертой школе?
– Когда я был в седьмом классе, мода пошла на игру в ручной мяч, стал постарше – волейбол, баскетбол. Всё время проводили на улице. У нас была дворовая команда, а я – вратарь.
– Карантин, наверное, считался тогда самым хулиганистым районом в городе?
– А мы считали, что – Форштадт. Команда с Форштадта и была нашим главным принципиальным соперником в играх.
«Здоровья всем флотского!»
В ходе беседы с Валерием Николаевичем Гошко были затронуты разные темы. Поговорили, в частности, о современной медицине. И на вопрос корреспондента: «В чём причина её упадка», бывший военврач ответил: «Нас, наверное, учили по-другому. Сегодня у многих медиков в глазах – денежные знаки».
Рассуждая о воспитании патриотизма у молодого поколения, сошлись на том, что патриотизм – это, прежде всего, добросовестное и ответственное выполнение своих обязанностей. А дежурные речи о патриотизме, зачастую конъюктурные, лицемерные и фальшивые, – могут быть хуже вражеской пропаганды.
Была затронута в беседе и самая горячая тема, связанная с проведением Специально военной операции.
– Больно за всё, что происходит, – с горечью констатировал собеседник, – искренне сожалею, что по возрасту и по здоровью не подхожу для участия в СВО. Две операции на сердце. В первом же сортировочном отделении меня отсеют. Хотя среди бывших сослуживцев из молодых, есть и те, кто уже прошел это. Когда я увольнялся, пришел «зеленый» лейтенант. Он сразу сказал: я хочу в морскую пехоту. И добился своего, через год был врачом в морской пехоте. Ушел на СВО и воевал под Мариуполем, когда там шли бои. Два ордена Мужества. Сейчас он – полковник, преподаватель военно-полевой хирургии в академии.
– Валерий Николаевич, скоро мы отметим День Военно-Морского флота. Что бы вы пожелали своим сослуживцам, феодосийцам?
– Как медработник – единственного: здоровья всем флотского!
Василий ЕЖОВ