Рождение парижанина. Год 1901

Из цикла «Париж Максимилиана Волошина»

Во второй раз Волошин приехал в Париж 4 апреля 1901 года (все даты приведены по новому стилю). За два года до этого он попал в столицу Франции почти случайно, включив этот город в маршрут путешествия в самый последний момент. На этот раз была конкретная цель: приехать «в Париж, чтобы познать всю Европейскую культуру в ее первоисточнике…»

После недельного путешествия с А.Пешковским по Нормандии и Бретани, он еще неделю показывал Париж своему гимназическому другу. Жили, как и в прошлый раз, в отеле «Лондон и Франция» на улице Сан-Жак (Hotel de Londrese et de France на Rue des Fosses-St. Jacques), №20.
И только оставшись впервые один в огромном городе, Волошин начал обустраивать свою жизнь. Уже первая неделя прошла в бешеном темпе. Сменил отель на более дешевую меблированную комнату в Hotel de Monde на улице Бертолле (Rue de Berthollet), №11bis . Согласно кадастру зданий Парижа, дом был построен в 1900 году. В настоящее время в нем находится Общество Жюля Верна.
Начал посещать лекции в Лувре, Колледж де Франс, записался на лекции в школе искусствоведения. Ходил вразброд, куда придется, чтобы только сориентироваться, так как занятия заканчивались уже в июне.
Познакомился с коллекционером И.И.Щукиным, с французскими художниками и литераторами.
Посещал все художественные выставки. Благодаря корреспондентским карточкам, которыми он запасся в России, его пускали бесплатно.
17 апреля нанес визит художнице Е.С.Кругликовой. Вот как она сама описывает это событие. «Стремительно появляется толстый юноша с львиной шевелюрой и заявляет с изысканно-вежливым поклоном, что он имеет рекомендации со всех концов мира к Елизавете Сергеевне Кругликовой.

– Милости просим. Садитесь.
– А можно и мне тоже порисовать? Я никогда не пробовал.
Даём ему мольберт и бумагу и он, пыхтя, усердно принимается за рисунок. К концу сеанса – дружба на всю жизнь».
По воспоминаниям Алексея Толстого «Елизавета Сергеевна – очень душевный человек. Стоит русскому юноше явиться на улицу Буассонад (Rue Boissonade), №17, как через полчаса беседы с хозяйкой дома Париж становился для него менее жутким и чужим, как он получал возможность более “интимно” разобраться в его пестром многообразии, уже он знает и где ему жить, и где работать, и где учиться…»
Её можно считать первым учителем живописи Волошина. Уже на следующий день она привела Макса в Академию Коларосси, которая находилась на улице Гранд Шовьер (Rue de la Grande-Chaumière), №10. Здание сохранилось. Это была частная художественная школа, созданная Филиппом Коларосси как альтернатива официальной художественной Школе изящных искусств, которая, с точки зрения творческой молодёжи, была слишком консервативной. В ней всем желающим предоставлялась возможность за 50 сантимов рисовать обнаженную натуру. Рядом работали и начинающие художники, и сложившиеся мастера. Раз в неделю приходил профессор и указывал на погрешности рисунка, и этим ограничивалось преподавание. Тут, конечно, главную роль играл не профессор, а собственное сознательное отношение и рисунки соседей.
Еще одним учителем парижской жизни и французской культуры стала для Волошина Александра Васильевна Гольштейн. Она принадлежала к старой русской политической эмиграции – в молодости принимала участие в движении народовольцев. По воспоминаниям А.Н.Бенуа, она «пользовалась большой популярностью в русской колонии, а ее салон с полным основанием мог претендовать на значение художественного и литературного центра».
По воспоминаниям А.Тырковой-Вильямс, «Максимилиан Волошин ворвался как дикий кентавр в Париж. Его Александра Васильевна ввела в круг французских поэтов и помогла ему разобраться во французской живописи».
Рекомендуя ей своего двоюродного брата Якова Глотова, он просил дать ему то, что получил раньше сам: «Пожалуйста, направьте его и помогите ему ориентироваться в людях и книгах… Ему нужен сильный и правильный толчок в самом начале».
Лекции, рисование, вечера, концерты, уличные митинг и знакомства… – его захватил круговорот парижской жизни.

Но наступало лето, лекции заканчивались, библиотеки и театры закрывались, знакомые разъезжались. Волошин загорелся идеей увидеть малоизвестные уголки Европы, находившиеся в стороне от путей массового паломничества туристов. Увлек этой идеей своих новых друзей. 7 июня Волошин и его спутники покинули Париж. Подробные описания их путешествия и приключений были опубликованы в «Победе»: 2020, 31 марта, №32; 2020, 29 сентября, №102; 2021, 17 апреля, №39.
Возвратившись 22 июля из путешествия по Андорре и Испании, Волошин обнаруживает, что его знакомые еще в разъезде, и почти полтора месяца он вынужден вести уединенную жизнь. Утром и вечером занимался в библиотеке Святой Женевьевы, расположенной на площади Пантеон. А время с 15 до 18 часов, когда библиотека была закрыта, проводил в музеях.
Вскоре, получив в русском консульстве «разрешение для работы», записался в Национальную библиотеку Франции, находившуюся на улице Ришелье (Rue Richelie), № 58. Это одна из старейших и крупнейших библиотек мира. Теперь, писал он, ему было доступно «все, что когда бы то ни было написано на земле. Все то высокое и низкое, прекрасное и отвратительное, к чему привели три тысячи лет европейской истории». Это было время очень продуктивной работы: «глотал книги» в библиотеке, несколько раз перевернул вверх ногами свои взгляды на искусство, ниспроверг социализм, увлекся анархизмом, потом ниспроверг и анархизм». С удовольствием заметил, что стал гораздо больше интересоваться мнениями противников, чем единомышленников. Начал постигать тайны самоанализа. Знакомясь с французской литературой, делает важное открытие: ее очень мало знают в России. Решает, если он проживет года три в Париже, то сможет рассказать русскому читателю о французской литературе и искусстве. Его первая статья – «Новая книга Октава Мирбо» – была опубликована в московской газете «Курьер» уже 21 сентября.
В сентябре на несколько дней забросил все книги и рисовал по целым дням в Академии. Почувствовал в себе уверенность. Рисовал, даже бродя по трущобам старого Парижа, а в хорошую погоду – по его окрестностям.
Когда, после летнего перерыва, возобновились занятия, он записался сразу на несколько курсов: индусской философии, санскритского языка, черной магии в Средние века и мексиканских религий, в Сорбонну, на различные курсы по искусству и по археологии, на художественную анатомию, на всеобщую историю и в Русскую Высшую школу общественных наук, которая существовала в Париже с 1901 по 1905 год. Теперь каждый день почти сплошь был занят лекциями, так что и в Национальную библиотеку перестал ходить, а Академию заменял тем, что рисовал на лекциях. И это нисколько не мешало слушать, «даже усиливало внимание, уничтожая гипнотическую однообразность голоса».
Но ни одного курса он так и не закончил. Окончательно перестал чувствовать себя студентом. Это, естественно, волновало тех, кому была небезразлична его судьба: матери, А.М.Петровой. Но он решительно отстаивает свое право самостоятельного выбора лекций: «Разве можно создать одну систему даже для двух людей. Для каждого должна быть своя система и эта система создается не логически, а самой жизнью… а был ли я прав, на это может ответить только будущее». Позднее, в «Автобиографии», напишет: «Учился художественной форме у Франции, чувству красок – у Парижа, логике – у готических соборов, средневековой латыни – у Гастона Париса, строю мысли – у Бергсона, скептицизму – у Анатоля Франса, прозе – у Флобера, стиху – у Готье и Эредиа».
В сентябре начали съезжаться знакомые, появляются новые, открываются театры. Но начинают одолевать финансовые проблемы. «В кармане два франка и 50 франков долга, – написал он матери. Найти какой-нибудь постоянный заработок (готов даже давать уроки) не удается. Из-за нехватки денег не может даже посещать Академию. Но занятия в Сорбонне и в Луврской школе бесплатны. Теперь он свободно понимает французскую речь, в то время как весной чуть не половина услышанного проходила мимо него.
Если два года назад он познакомился только с Парижем, то в этот раз и с парижанами. Познакомился со многими русскими художниками и профессорами, жившими в Париже. Вскоре он написал Пешковскому: «Есть ли у меня в Париже хорошие знакомые? Странный вопрос!! Миллионы…»
Волошин все больше начинает чувствовать себя парижанином и рапеном (учеником художника). По вечерам сидел в кафе, прогуливался по Большим бульварам. Начинает тяготить жизнь в гостинице. Мечтает о собственной мастерской.
Изменился и внешне. Елена Оттобальдовна, получив его фотографию, написала: «Вид у тебя совершенного художника, шляпа под стать, жилет, штаны бархатные». По воспоминаниям И.А.Бунина, Волошин «усвоил себе в обращении с людьми старинную французскую оживленность, общительность, любезность, какую-то смешную грациозность, вообще что-то очень изысканное, жеманное и очаровательное».
Заканчивался 1901 год. Волошин уже девять месяцев живет в Париже. Ни желания, ни планов покидать этот город у него нет. Он старался только не упустить чего-нибудь из того, что развертывалось перед ним ежедневно в Париже.

Сергей АЛИМОВ, волошиновед